Владислав Ходасевич

«Ищи меня»

1918

В любовной лирике Владислава Ходасевича немало произведений о разлуке, о неразделенном или угасшем чувстве. Лирический герой его стихотворений часто предстает одиноким человеком, замкнутым в пространстве и наблюдающим из него за «жизнью чужой» («Берлинское», 1922). При этом иногда он дистанцируется от внешнего мира самовольно, избегая лишних встреч и напоминаний о себе, о былом, которое не хочется возрождать. Между героем и его уже ушедшей возлюбленной – расстояние либо физическая преграда (нередко дверь, окно), и их преодоление кажется ненужным, желания менять установившийся порядок нет: «А если снова, под густой вуалью, / Она придет и в двери постучится, / Как сладко будет спящим притвориться / И мирных дней не уязвить печалью!» («Дома», 1908). Кажется, герой вполне удовлетворен своим положением и даже в определенной степени наслаждается одиночеством, однако подобное настроение сохраняется не всегда. У автора можно встретить и такие строки, которые наравне с видимым спокойствием обнаруживают оттенок тихой грусти: «Я рад, что ты меня забыла, / Что, выйдя из того крыльца, / Ты на окно мое не взглянешь, / Не вскинешь на меня лица. // Я рад, что ты проходишь мимо, / Что ты мне все-таки видна...» («Дождь», 1908).

Среди упомянутых и схожих с ними по тематике стихотворений выделяется «Ищи меня», проникнутое счастливым ощущением близости возлюбленной. Между героями этого произведения тоже существует труднопреодолимое препятствие - расстояние, однако их взаимное притяжение, стремление воссоединиться оказывается сильнее всех физических преград и способно привести к единению в нематериальном мире («Но, вечный друг, меж нами нет разлуки! / Услышь, я здесь...»).

Уже в начале стихотворения становится заметна некая расплывчатость, размытость контуров лирического «я». Слова «ищи меня», обращенные к адресату, создают имитацию игры в прятки: в первой строфе скрытый герой будто дает подсказки, которые помогут его увидеть. Вместе с тем, описывая себя («Я звук, я вздох, я зайчик на паркете»), он только усиливает недосказанность, характерную для символизма (некоторые черты этого направления отразились в творчестве Ходасевича). Лирическое «я» растворено в воздухе, «весенний свет» проходит сквозь него, неосязаемость героя кажется несколько гиперболизированной: «Я весь – как взмах неощутимых крыл».

Неясность образа дополнительно подчеркивается неустойчивым положением в пространстве. Даже солнечный зайчик, также почти неощутимый, оказывается более статичным: «...он – вот, он есть, я был». (Далее, уже во второй строфе, возникает и временная динамика: «текучий пламень дня».) Сиюминутность нахождения героя в конкретной точке пространства делает его совсем неуловимым.

Таким образом, лирическое «я» перевоплощается в некий духовный субъект, утративший материальную сущность. В этом превращении выражен частый для Ходасевича мотив - обнажения души, высвобождения ее из физической оболочки. Ходасевич нередко связывает полет «Психеи» с приходом творческого вдохновения, пробуждением поэтической сущности. Но в нашем случае причина разъединения тела и духа более прозаична: скорее всего, это смерть. Лирическое «я» в «Ищи меня» – не человек, а отлетевшая от него душа. Символизирующий ее «взмах неощутимых крыл», возникающий в первой строфе, напоминает об ангеле, что при учете других деталей позволяет говорить о христианском подтексте произведения.

Герой пытается охарактеризовать себя через сравнение с другими неосязаемыми образами, будто помогая адресату познать его. Уже во второй строфе яснее прорисовывается образ возлюбленной, «вечного друга», который «простирает» «живые руки» в ответ, то есть «ищет» героя. Обоюдное желание воссоединиться приводит в третьей строфе к непосредственному взаимодействию, уже материальному: «И на концах дрожащих пальцев, тайно, / Быть может, вспыхну кисточкой огня». При этом, поскольку объединение происходит в неустойчивом хронотопе, описываемые действия в конце приобретают оттенок осторожности, легкой неуверенности: «Закрой, как бы случайно, / Глаза»; «...тайно, / Быть может, вспыхну...».

В финале стихотворения зрительное восприятие полностью сменяется тактильным, доказывая, что любимого можно лишь почувствовать, но не увидеть. В то же время здесь есть и большее сходство с реальным планом: его обеспечивает, в частности, то, что герой прикасается к руке «вечного друга» (ведь влюбленные часто держатся за руки). Кроме того, любовная тематика стихотворения находит выражение и во времени года («весенний»), а также в том, что лирический сюжет буквально весь пронизан «сквозным светом». В тексте сосредоточены его сгустки: «зайчик на паркете», «пламень дня» и «кисточка огня», в образе которой лирическое «я», в конце концов, получает материальное воплощение.

Динамика «разгорания», усиления силы света соотносится с проявлением любовного чувства: оно совершает путь от условной разлуки к объединению. Выходит, что свет в произведении Ходасевича – символ-спутник счастливой любви. Это сопоставление, в принципе, традиционно для русской поэзии. Можно вспомнить, например, А. Фета, у которого ночь «сияет» и от луны идут «лучи», что в сочетании с музыкой создает особую, органичную для любви атмосферу («Сияла ночь. Луной был полон сад...»). А в финале раннего стихотворения А. Блока «Золотит моя страстная осень...» (1902) даже появляется мотив вспыхивания, столь важный для произведения Ходасевича: «Эти ласки и песни ночные – / Только ночь – загорятся опять. (…) И зарей светозарному чуду / Загорюсь на вершинах лесных...».

Стихотворение «Ищи меня» не уникально и по своей структуре: пятистопный ямб с ординарным чередованием женской-мужской клаузул, традиционная перекрестная рифмовка. Однако оно заметно выделяется из большинства любовных стихотворений Ходасевича общим настроением, вдохновенным тоном лирического повествования. Среди произведений поэта о расставшихся возлюбленных «Ищи меня» поражает не только красотой звучания, но и утверждением о том, что разлуку можно преодолеть, что она не способна разрушить духовную связь между людьми. Даже если один из них исчезнет из жизни другого.

                                                                                                                                                                                                                                                                                                                 Михаил Иткин